Не так давно Рабастан был уверен в том, что обзавелся козырем в рукаве, тайным оружием с раздражающим американским акцентом. Он доверился ученому беспрекословно, вопреки своей натуре и своим принципам, на которые волшебник опирался беспрекословно во все времена и при принятии любых, даже самых непростых и противоречивых решений. Он хотел получить все и сразу: признание коллег, уважение семьи и внимание Лорда, ради которого, собственно, все это и затевалось. Примерив на себя роль Пожирателя, Рабастана вновь оказался в тени старшего брата, который, как и подобает, был далеко впереди и младшему Лестрейнджу то и оставалось, что равняться на Рудольфуса. Нет, здесь нет места банальной конкуренции между братьями, сыновьям Этельберта всегда удавалось уживаться мирно. Но каждый из них обладал крутым норовом и пробивал себе путь наверх с холодной расчетливостью, не озираясь по сторонам. И вместо того, чтобы пройти по голове старшего брата, Рабастан решился через нее перепрыгнуть. Он поверил безумному профессору и когда его эксперименты возымели успех, пребывал в настоящем восторге. Это редкое для него чувство быстро вскружило молодому волшебнику голову и только наедине со своей женой он мог быть по-настоящему искренен. Он часами рассказывал ей о том, чего он может добиться и какое признание его ждет, если затея увенчается успехом. Конечно, пока еще рано называть вирус своим именем и приписывать себе все заслуги, поэтому Рабастан оставался сдержанным и сосредоточенным, что весьма неплохо списывалось в его обычную модель поведения и не вызывало никаких подозрений.  В мыслях он уже репетировал свой злобный смех и величественную позу триумфатора, представлял аудиенцию у Темного Лорда. Нет, младший Лестрейндж отнюдь не был лишен тщеславия, пусть признаться себе в этом было совсем непросто.
Ему пришлось задержаться на работе, в очередной раз выслушивая бестолковые оправдания американского ученого. Его хваленые сдержанность и сосредоточенность были сейчас как нельзя кстати, ведь больших усилий стоило не выхватить свою волшебную палочку и не прикончить этого самодовольного болвана, который винил в их неудаче всех на свете, даже неблагоприятную погоду, но только не себя самого. Но больше самого профессора Рабастана раздражал тот факт, что сам он разбирается в этом вирусе и всех научных примочках ничуть не лучше, чем посредственный торговец пряностей одной из лавок Косого переулка. Беспомощность - отвратительное чувство, которого не заслуживают даже некоторые из злейших врагов. Не имея возможности расправиться с источником всех своих бед, молодой волшебник в очередной раз приказал ему найти решение сложившейся проблеме и только после того, как темноволосый удостоверился в том, что американец понимает, что именно стоит на кону, он поспешил домой.
Несмотря на то, что Лестрейндж провел не так много времени на улице, щеки его порозовели и стали влажными, а плечи украсили эполеты из снега. Он скинул тяжелую мантию и несколько раз постучал ногами по полу, стараясь сбить с туфель снег. Он устал и единственным его желанием сейчас было оказаться у себя в комнате. Он, разумеется, был бы не прочь, если бы Антигона оказалась там же, но жена еще утром отправила ему почтовую сову с известием о том, что вынуждена несколько дней провести в доме своей семьи. А может оно и к лучшему, ведь так Рабастану не выдастся возможности выплеснуть свое дурное настроение на любимой женщине.
Его имя прозвучало так громко и так властно, что сперва молодой человек решил, что его зовет отец. Фигура Рудольфуса, подсвеченная теплым оранжевым свечением от огня, полыхающего в камине, казалась частью замысловатого интерьера большой комнаты. Он и правда нередко вел себя как отец, требовал как отец и сейчас, скорее всего, вознамерился провести с младшим братом воспитательную беседу, словно отец. Глубоко в душе Рабастан боялся этого разговора, так как вопреки всем своим усилиям он не мог не вспоминать, как Рудольфус отреагировал на персону профессора и на саму идею младшего брата. Он в очередной раз оказался прав и это ранило больше, чем клинок вогнанный в спину, а тот факт, что скорее всего Рудольфус осознавал свою правоту и тешился ею заставляло этот клинок проворачиваться, а Рабастана морщиться от воображаемой боли и чувства собственного поражения. А впрочем, это еще не конец.
Они смотрели друг на друга долго и гробовую тишину разбавляли треск палений в большом камине и завывающий за окном морозный ветер. Старший наверняка осознавал, что затронул запретную тему, а младший и вовсе не желал отвечать, но и просто развернуться и уйти не мог, потому как Рудольфус не заслуживает столь грубого проявления неуважения с его стороны.
— То, о чем ты слышал, всего лишь слухи. — Рабастан был спокоен и голос его не выдавал легкого волнения, которое одолевало его изнутри. Он не казался оправдывающимся, разве что немного уставшим, от того обреченным, быть может даже грустным. — Не стоит беспокоиться, все под полным контролем. — Волшебник снял очки, стекла которых запотели, стоило ему оказаться в тепле, и положил их на край широкого стола из красного дуба. Он, разумеется, надеялся, что эта беседа сведется к пожеланиям оставаться сильными, возможно к братским объятиям и одобряющему похлопыванию по плечу. К признанию, что все порой совершают ошибки и что благодаря этим ошибкам мы становимся сильнее и мудрее. Но все это казалось таким абсурдным, что младший Лестрейндж невольно усмехнулся. Он не знал что такое братская любовь. Их отношения всегда больше походили на хорошо продуманную сделку в результате которой все оставались довольными, но едва ли удовлетворенными. Ну что же, сейчас он получит несколько уроков от старшего брата и обязательно со всем согласится, а потом поднимется в свою комнату и забудется крепким сном. Сон – единственное что до сих пор дарит ему хоть какое-то успокоение.

Слова брата стали для Рабастана настоящей неожиданностью. Даже не сами слова, сколько интонация, с которой он их произнес. Неужели младшему брату удалось задеть старшего, разозлить его не на шутку. Невозможно представить, что творилось внутри у Рудольфуса, самого мудрого и сдержанного из Лестрейнджей, ели он  позволил себе выйти за рамки и поддаться витающему в воздухе, практически осязаемому напряжению, от которого, казалось, даже огонь в камине разгорается ярче.
Рука старшего Лестрейнджа легла на его плечо, но ни о каких подбадривающих похлопываниях не могло иди и речи. Рабастан внимательно всматривался в глаза брата, пытаясь разгадать истинную причину его злости. Быть может, ее подпитывало и то, что глядя в его глаза Рудольфус не видел там того, чего так жаждал разглядеть – страха и повиновения. Этот страх и впрямь сопровождал юного волшебника на протяжении практически всей его жизни. Он испытывал некое благоговение по отношению к старшим мужчинам в своей семье, всегда чтил их видение, их мнение, их манеру поведения как некие каноны, от которых отталкивался и сам. Он сам воспитал в себе холодность отца и сдержанность Рудольфуса и в конечном итоге стал в этом настолько хорош, что задумался, а не пора ли и ему самому перестать плестись позади и попробовать вступить в первые ряды. Он уже взрослый, но размышлял как ребенок, твердя про себя «ну и что он мне сделает?». Действительно, что? Прикажет отправляться в свою комнату? Посадит по домашний арест? Достанет свою волшебную палочку и прикончит его? Вот уж вряд ли. И, как следствие тому, страх исчез, испарился, оставив после себя только легки осадок, который и заставил Рабастана на мгновенье замешкать прежде, чем он положил поверх руки брата свою. Почувствовав его напряжение, он невольно напрягся и сам, обхватив запястье Рудольфуса и немного сжав, тем самым давая понять, что он принимает вызов с достоинством и на самом деле не очень любит, когда его трогают.
— Довольно, Рудольфус. — Волшебник не мог позволить себе ошибиться с тоном, так как балансировал на грани между перепуганным мальчиком, которым не хотел казаться,  обиженным ребенком, новую игрушку которого не оценили по достоинству или же равнодушным подонком, коим он порой и являлся, но только не сейчас и не для члена своей семьи. — Я больше не маленький мальчик и для тебя таковым никогда не был. Ты не наш отец и я вынужден тебя спросить – что ты себе позволяешь? — Он одернул руку брата, сбрасывая ее со своего плеча. Рабастан вынужден был признать, теперь и сам он поддался осязаемому напряжению, которое подпитывалось разгорающимся у него внутри чувством обиды. Не на то, что старший брат буквально отчитывает его, а скорее на то, что он даже не попытался его поддержать.
Младший Лестрейндж не имел права на ошибку, впрочем, как и любой другой Лестрейндж. За грубую оплошность представителям именитого семейства приходилось расплачиваться своим именем, как тем, от кого отрекались и выжигали из фамильных древ; своей волей, как тех, кого запирали в четырех стенах и нарекали безумными, невменяемыми, для того, чтобы хоть как-то оправдать их проступок; своей кровью, для тех, чей грех был настолько велик и накладывал настолько ощутимый отпечаток на репутацию семейства, что не оставалось иного выбора, как преподать глупцу самый главный и, очевидно, последний урок в его жизни. Рабастан, не сумей он взять под контроль сложившуюся ситуация, не мог себе представить, какая участь  ожидала его, если и когда правда вылезет наружу. Поспособствует ли этому Рудольфус и что для него важнее, соперничество или братская любовь? Протянет ли он руку помощи или же втопчет в грязь. Чем больше темноволосый об этом думал, тем отчетливей осознавал – проще и вовсе не допускать такой ситуации, не ставить старшего брата перед выбором и самому во всем разобраться. Ведь он может.
— Тебя и вовсе не должно это волновать. — Рабастан решил идти на попятную, вернуться к тому моменту, когда у него еще был шанс уйти спать пораньше, оставить Рудольфуса упиваться своим гневом в одиночестве в этой просторной гостиной, которая всегда так ему нравилась. Своим убранством ли или же общей экспозицией, которая располагала к чему-то темному, зловещему и быть может даже запретному. — Позволь мне самому во всем разобраться, старший брат. Как я уже сказал, все то, о чем ты слышал, всего лишь слухи. — Молодой человек твердо решил стоять на своем. Он недоумевал, от чего его брат так слеп, так черств и не видит очевидного – младший Лестрейндж учится, он что-то делает, он старается. Разве можно чего-то добиться бездействием. Разве что в виду своих непомерных амбиций, которые, вполне возможно, передавались мужчинам этого старинного рода по крови, он не стал идти простым путем, а рискнул сразу всем. Но Рабастан не был бы Рабастаном, если бы заранее не продумал ходы отступления. Он не был так глуп, как полагал его брат. Случись такое, что волшебный вирус поразит чистокровное население магической Британии, встревоженное общество сразу же получит своего обидчика и сможет линчевать его сколько им вздумается. Американский террорист получит по заслугам и за его разоблачение Лестрейнджа еще и по голове погладят, если не Лорд, то Министерство.
Только сейчас парень осознал, что все еще не выпустил руки брата из своей. Его хватка свела все его попытки уладить этот спор мирно на нет. Интересно, услышал ли его Рудольфус или все, о чем он мог думать в тот момент, так это о том, как сдавливающая боль охватывает его запястье. Разобрать было сложно. Рабастан разжал пальцы и глядя на смятый манжет рубашки брата осознал, что вполне возможно, только что совершил одну из тех ошибок, за которые в их семье расплачиваются кровью. Кровью из носу,  по меньшей мере.