- Какого Мерлина вы там ползаете, как соплохвосты? – голос главного тренера «Фалмутских Соколов» едва долетал до Фредди сквозь свист рассекаемого метлами воздуха, крики игроков и шум непрекращающегося дождя. Непрерывные струи воды заливались ей за шиворот, застилали глаза, и ко второму часу летнего ливня Фредс, как и все остальные игроки, была мокрой насквозь и раздраженной, как стая пикси.
- Куда ты целишься, Голдштейн? – проорала Морган, когда бладжер просвистел в нескольких сантиметрах от ее головы. – Разуй глаза, чертов придурок!
Фредди не была уверена, что молодой человек ее услышал, точно так же, как не могла бы с точностью сказать, был ли это действительно Лиам или битой неудачно замахнулся второй загонщик. Игроки смешались на поле в неясную массу, двигались, перемещались наугад – черная тренировочная форма так и мелькала по серому сумеречному небу. Влагоотталкивающие заклинания перестали работать где-то на двадцатой минуте: обновлять их не было ни времени, ни желания, когда снизу то и дело долетал усиленный магией голос тренера: «Живее, живее! Моя бабка перемещается быстрее, а у нее нет одной ноги!». 
Морган летала с такой скоростью, что весь мир смазывался у нее перед глазами, колец и разметки не было видно, точно так же, как и квоффла, который девушка ловила по наитию или после окрика других охотников. Они состязались с командой запасных, но Фредди не могла вспомнить, каким был счет. Кажется, они лидировали в самом начале тренировки, а после того, как с небес обрушился проклятый дождь, стали пропускать мяч за мячом. Скорей бы уже их долбаннй ловец поймал этот маленький снитч! Как именно он это должен сделать, когда темноволосая даже не могла рассмотреть красный квоффл, Морган не задумывалась.
Наконец, после того, как Фреддс напрочь перестала ориентироваться в пространстве, толстую пелену влажного тумана прорезал свисток. Послышались бессильные вскрики облегчения, и обе команды, едва не сваливаясь с метел, стали медленно пикировать на поле. Влажная земля чавкнула у Морган под ногами, когда она спрыгнула со своего Нимбуса и, взвалив его на ноющее от напряжение плечо, вместе с остальными поплелась к тренеру. Дождь, словно издеваясь, начал утихать, и когда обе команды выстроились перед невысоким мужчиной в форменной мантии «Соколов», он унялся вовсе – только редкие капли с громким звуком падали и терялись в развороченном месиве земли.
- Это было просто отвратительно! – лицо главного тренера «Фалмутских Соколов» было цвета гриффиндорских рубинов, зато сухим, надежно спрятанным от влаги за водонепроницаемым пузырем заклинания. – Морган! - Фредди вздрогнула и подняла голову: влажные пряди темных волос выбились из хвоста и облепили ее бледное лицо, как речные пиявки. – Два раза! Два раза ты забила квоффл в чужие ворота! Если в игре против ««Катапульт Кайрфилли» ты будешь такой же тугой, вылетишь на скамейку запасный раньше, чем успеешь произнести слово «снитч»!
Фредди почувствовала, как запылали щеки и, вместо того, чтобы пуститься в привычную перебранку, резко опустила подбородок, прижавшись им к мокрой форменной мантии. Тренер продолжал чихвостить всю команду: досталось и другим охотникам, оказавшимся не менее «меткими», и загонщикам (Лиам, кажется, умудрился зарядить бладжером в нос одного из запасных, и теперь выслушивал нагоняй), и ловцам, которые не сумели отыскать золотой мячик, все это время миролюбиво паривший у самой земли.  Морган не вслушивалась в описание чужих ошибок : в голове шумело от едких слов, горло саднило от чувства своей бесполезности и никчемности, и девушка стояла, как никогда сильно желая, чтобы весь этот кошмар поскорее прекратился.
Наконец, тренер махнул рукой и отправил игроков по раздевалкам. Фредди шла позади остальных, чувствуя, как ломит все ее тело от напряжения и постоянных физических нагрузок, так что даже любимый Нимбус казался ей непосильной ношей, словно она тащила на себе лапу здоровенного тролля. Морган скользнула взглядом по поникшим макушкам игроков, безошибочно отыскав среди черных мантий спину Голдштейна. Тот, будто почувствовав ее взгляд, резко обернулся, но Фредди уже опустила глаза на свои измазанные в грязи сапоги.
В женской раздевалке было просторно и тепло, свет от люминесцентных ламп был таким ярким, что Морган пришлось зажмуриться, прежде чем ее глаза привыкли к белому освещению. Загрохотали открываемые железные шкафчики, послышались ругательства в сторону главного тренера, которые до этого момента никто не решался озвучить.
- Толстый боров!
- Сам бы попробовал полетать в такую погоду! Да я дальше носа своего ничего не видела!
- Бедняга Генри все никак не может остановить кровотечение. Видела, как у него из носа хлещет?
- Да, не хотела бы я попасть под раздачу Голдштейна.
- Ну, это как посмотреть.
Послышалось хихиканье. Фредди обернулась на голоса, но увидела только обнаженные спины переодевающихся девушек: все они поспешили снять мокрую форму, быстро высушить ее с помощью палочек и переодеться в сухую одежду.
- Фредди, ты идешь? Мы хотели зайти в «Сладкое королевство» и выпить по кружечке сливочного пива.
- Или чего-то покрепче.
Снова смех. Морган устало покачала головой и призналась, что у нее нет сил продолжать вечер. Девушки, прощаясь и желая хороших выходных, одна за другой покинули раздевалку, оставив Фреддс в совершенном одиночестве. Она так и продолжала сидеть на узкой скамье, чувствуя, как ее пробирает озноб из-за так и не стянутой мокрой формы. Метла стояла рядом, и под ней уже образовалась грязная лужа. Фредди почувствовала укол совести.
Сперва Морган привела в порядок свое сокровище: высушила прутья, отполировала древко, покрыла дерево влагозащитным воском. Нимбус благодарно засиял. Потом занялась собой: быстро выскользнула из мокрой мантии, комком свалившейся к ногам и заспешила в душ.
После него Фредди почувствовала себя значительно лучше: злость на свою отвратительную игру немного поутихла, мышцы расслабились, в голове прояснилось. Она едва успела переодеться в обычные маггловские джинсы и свитер, когда хлопнула дверь раздевалки.
- Алисия, ты что-то забыла? – Морган обернулась на звук, отбрасывая с лица еще влажные пряди волос, да так и застыла, сидя на скамье с одним ботинком в руке и недоумевающим выражением на бледном лице.
- Чего тебе, Голдштейн? Не видишь, это женская раздевалка. Или ты сам себе битой по голове заехал?

Если бы только можно было словами описать то, как сильно Уилльям Голдштейн раздражал Фредди, поток ее нецензурной брани не иссякал бы несколько дней кряду. Все в нем было ей омерзительно: и красивое надменное лицо, и наглая ухмылка, и его привычка зачесывать назад свои темные волосы, и любовь лезть не в свои дела. Лиам был как заноза в ее заднице, что напоминала о себе в самый неподходящий момент, зудела и чертовски чесалась. И возможности вытащить эту занозу Уинифред так и не представилось.
Она не повернула головы, услышав знакомый насмешливый голос, только продолжила зашнуровывать шнурки ботинок с видом задумчивой сосредоточенности, стараясь не замечать, как при появлении Лиама задрожали ее тонкие пальцы. Фредди очень бы хотелось убедить себя в негативных чувствах к этому выскочке Голдштейну, но она была достаточно умна, чтобы исключить всякую возможность самообмана. И от того, что Морган слишком хорошо понимала, насколько сильно Лиам ей нравится (хотя о симпатиях более сильных волшебница даже запрещала себе думать), она злилась еще больше. И на себя, и особенно на него.
- Вот увидишь, Голдштейн, я буду играть в «Соколах» дольше тебя, - раздраженно ответила Фредди, поднявшись с места. Она быстро провела рукой по древку метлы, которая благодарно сверкала чистотой и лимонной полиролью, и обернулась к Лиаму как раз в тот момент, когда юноша оказался пугающе близко. В мгновенье Морган оказалась прижатой к железным шкафчикам женской раздевалки, лопатками почувствовав жесткую дверцу с выпирающим кодовым замком. В лицо дохнуло запахом кожаной куртки, терпкого лосьона и тем самым, ни с чем несравнимым ароматом профессионального игрока в квиддич (свежесть ветра, мешанина из запахов земли, дождя и воска для метел). Фредди на секунду зажмурилась, инстинктивно выставив вперед обе руки, чтобы ощутить под ладонями острую молнию верхней одежды и пробивающееся сквозь нее тепло юношеского тела.
- Потому что «Соколы» ведут жесткую игру, идиот, - пробормотала Морган не так уверенно, как ей того бы хотелось. Предательская слабость от прикосновения Голдштейна разлилась по всему телу: от самой его ладони, неожиданно оказавшейся на выточенной многочасовыми тренировками талии, до самых кончиков пальцев.
Теперь Фреддс не могла бы и вспомнить, когда их дружба переросла во что-то, чего девушка так боялась и так хотела одновременно. До дня отъезда Лиама в Хогвартс, он был для нее не более чем лучшим (и едва ли не единственным) другом: вместе им казалось, что они могут свернуть горы, пусть те и были всего лишь высотками в Фалмуте; победить дракона, который прятался в подвале дома одной из бабушек Морган; стать чемпионами по квиддичу после тренировок на швабрах и завоевать сердца множества поклонников, в роли которых всегда выступали их родственники. Перемены, как с ними всегда бывает, затронули дружбу Уинифред и Уилльяма неожиданно и болезненно. По крайней мере, для Фредди. В одночасье она потеряла своего друга, помощника в опасных мероприятиях и коллегу по шалостям. Надежда на то, чтобы вернуть его по прибытии в Хогвартс, разбилась, как елочная игрушка, когда оказалось, что жизнь Лиама не претерпела особенных изменений. Он был все тем же мальчишкой: веснушчатым, подвижным, не в меру любопытным и языкастым, и, что самое ужасное, он не нуждался во Фредди так, как она нуждалась в нем. Первое время она ходила за ним по пятам, сверлила взглядом, отыскивая его высокую фигуру на другом конце стола, а по ночам кусала угол подушки, чтобы не разбудить соседок по комнате. Те немногие подруги, которыми Морган обзавелась на младших курсах, в один голос твердили, что придет время, как проклятый Лиам Голдштейн испарится из ее головы, станет просто воспоминанием о счастливом детстве. Но один год следовал за другим, а это волшебное время так и не пришло.
И вот, после стольких лет по-детски чистой дружбы и подростковых страданий, Фредди так и не избавилась от Лиама. Он был повсюду: в ее голове, за клеткой из ребер, даже здесь, в женской раздевалке, где ему уж никак не положено было быть. И он спрашивал, почему она оказалась в “Соколах”, хотя наглая усмешка, игравшая на его губах (почему его губы были так близко?), явно говорила о том, что ответ на заданный вопрос он и без того знает.
- И потому что моя мечта - надрать тебе задницу, прямо как в детстве, - Морган сжала дрожащие пальцы в кулачки и с силой оттолкнула загонщика от себя. Стоило Лиаму отступить на несколько шагов, как Фредди поймала себя на мысли, что ей отчаянно хочется, чтобы он вновь приблизился к ней, положил руку на ее талию и продолжал нести околесицу. Девушка зло отбросила с лица длинные пряди волос и стала поспешно заталкивать разбросанные по скамье вещи в свою холщовую сумку. Все, что угодно, только бы не поднимать взгляда на улыбающееся (а она знала, что он улыбается, как настоящий кретин!) юношу, а видеть лишь мыски его темных ботинок, уже забрызганных грязью.
- Ты еще здесь, Голдштейн? - темноволосая охотница выпрямилась, и, наконец, посмотрела на Лиама из-под полуопущенных ресниц. - А я надеялась, ты убежал за очередной юбкой.